Осмысление такого сложного обшественно-политического явления Второй мировой войны, как коллаборационизм, невоз¬можно без понимания того, какую роль в своей политике отво-дило ему германское руководство.

Классик немецкой военной мысли Карл фон Клаузевиц пи¬сал: «Война в человеческом обществе... есть не только политический акт, но и подлинное орудие политики, продолжение по¬литических отношений, проведение их другими средствами».

Следовательно, военные события являются производными и зависят от событий политических. Это нельзя не учитывать и при рассмотрении вопроса о создании и использовании белорусских добровольческих формирований в составе германских вооружен¬ных сил.

Процесс создания и использования любых иностранных доб¬ровольческих формирований напрямую зависел от внешней и ок¬купационной политики нацистской Германии. Они же, в свою очередь, находились под непосредственным воздействием тех из¬менений в германской национальной политике, которые проис¬ходили под влиянием на нее тех или иных органов власти наци¬стского государства. При этом наиболее тесная зависимость прослеживалась по линии «оккупационная политика — нацио¬нальная политика», то есть изучать первую и все ее аспекты без учета второй попросту не представляется возможным. Внешняя же политика играла подчиненную роль, так как основным кон¬тингентом иностранных добровольцев были граждане именно оккупированных территорий и государств. В целом немецкая оккупационная политика зависела от следующих факторов:

•национального состава населения оккупированной терри¬тории;
• того, какие немецкие органы осуществляли оккупационную политику на данной территории;
• изменений на фронтах войны.

Как только менялся один из этих факторов, изменялась обыч¬но и вся оккупационная политика, а ее руководители должны были пересматривать свои методы.

Главной задачей проведения любой оккупационной полити¬ки является обеспечение лояльности населения оккупирован¬ной территории. Этого можно добиться разными методами, од¬ним из которых является привлечение его к сотрудничеству. В исторической литературе2 эта политика нацистов получила название коллаборационизма, который не был однозначным явлением, а состоял из политической, экономической и воен¬ной модификаций3.

Военный коллаборационизм в данном случае — это и есть уча¬стие иностранных граждан в войне на стороне Германии в составе добровольческих формирований. Эта категория коллаборацио¬низма была тесно связана и зависела от развития коллабораци¬онизма политического, который заключался в сотрудничестве с оккупантами посредством участия в работе органов самоуправ¬ления при оккупационной администрации или в различных «на-циональных правительствах», «советах» и «комитетах», как на оккупированной территории, так и в самой Германии.

Исходя из методов и средств, использовавшихся немецкими оккупационными властями, а также согласно степени примене¬ния ими различных модификаций коллаборационизма, немец¬кую оккупационную политику на территории СССР можно раз¬делить на два этапа.

Проводя оккупационную политику на первом этапе (июнь 1941 — декабрь 1942 года) немцы в качестве основного ее метода использовали террор и принуждение: пока вермахт одерживал на фронтах победы, а в тылу еще не развернулось мощное партизан¬ское движение, союзники среди местного населения Гитлеру нуж¬ны не были. «Даже если в конкретных обстоятельствах окажется проще обратиться за военной помощью к каким-нибудь завоеванным народам, — заявил он на одном из совещаний, — это будет ошибкой. Рано или поздно они обратят оружие против нас...».

Поэтому, привлечение населения к сотрудничеству было ог¬раничено в целом следующими моментами: разрешением на очень урезанное самоуправление и культурную деятельность; использованием «хиви» (объяснение этого термина смотри ниже) или на¬бором добровольцев в части вспомогательной полиции и неко¬торыми послаблениями в сфере торговли и землепользования.

* * *

Точка зрения Гитлера была доминирующей и отражала реаль¬ные воззрения большинства членов нацистской партии на про¬ведение «восточной» политики5. С ней, разумеется, соглашались почти все, во всяком случае внешне. Однако, несмотря на всю тоталитарность немецкой идеологической машины, существо¬вало, как минимум, еще четыре точки зрения, отличных от мнения Гитлера. В целом за основу был взят общий тезис: население оккупированных восточных областей надо активнее привлекать к сотрудничеству. Вся же разница этих точек зрения заключа¬лась только в методах, средствах, масштабах и акцентах пред¬полагаемого сотрудничества.

Первую из них назвать политически или идеологически обо¬снованной позицией довольно трудно. Скорее, эта точка зрения была вызвана к жизни сиюминутным стечением обстоятельств. Тем не менее не упомянуть ее нельзя, так как на низовом адми¬нистративном уровне роль свою она, безусловно, сыграла. Так, некоторые чиновники и офицеры военной оккупационной зоны полагали, что советские граждане станут лояльнее, если отно¬ситься к ним «по-джентльменски». Как правило, это были дале¬кие от политики люди, убеждения которых базировались на опы¬те Первой мировой войны.

Следующая точка зрения на «восточную» политику получила в историографии наименование «утилитаризма». От первой пози¬ции она отличалась уже тем, что ее носителем была вполне обособ¬ленная (хотя и далеко не единая) группа лиц (как убежденных гит¬леровцев, так и не принадлежащих к нацистской партии), кото¬рая предполагала действовать по определенной программе. Как уже понятно из самого названия этой группы, идеологии и поли¬тики в ее действиях было чуть больше, чем у предыдущей. Глав¬ной же целью сторонников политики «утилитаризма» была мак¬симальная польза, которую могла извлечь Германия из сотрудни-чества с местным населением. Интересно, что негласным лидером нацистского крыла «утилитаристов» являлся такой хитрый поли¬тик, как министр пропаганды и народного просвещения Третьего рейха доктор Иозеф Геббельс. В частности, он считал, что прежде всего надо усилить пропагандистскую обработку «восточных» народов, изъяв из нее все упоминания об их неполноценности, колониальном характере войны Германии против СССР и т.п. На место этих тезисов должны были быть поставлены туманные обе¬щания свободы и независимости, но только в будущем, после окончания войны. Такие, например, указания содержатся в одном из документов его министерства, озаглавленном «О пропагандистс¬кой обработке европейских народов» и разосланном февраля 1943 года всем высшим функционерам нацистской партии и ме¬стным руководителям пропаганды. В нем, в частности говорилось: «Нельзя называть восточные народы, ожидающие от нас освобож¬дения, скотами, варварами и т.д. и в этом случае ждать от них заинтересованности в германской победе».

«Утилитаризм» доктора Геббельса был больше связан с пси¬хологической войной и не шел дальше обычных пропагандистс¬ких лозунгов. Тем более было неясно, как скоро такая политика принесет желаемые плоды. Однако у этой позиции было еще одно крыло — военное, адепты которого обращали внимание исклю¬чительно на практическую сторону сотрудничества с населени¬ем оккупированных советских территорий и советскими граж-данами вообще. Прежде всего, ими были высшие офицеры гер¬манского вермахта, заинтересованные в как можно большей эффективности этого сотрудничества, причем в кратчайшие сро¬ки. Так, наиболее масштабной акцией данной группы лиц стало привлечение советских военнопленных в ряды так называемых «добровольных помощников», или «хиви». Вот в целом и все их достижения. Остается добавить, что наиболее выдающимся вы-разителем этой точки зрения являлся генерал-квартирмейстер Генштаба сухопутных войск генерал-майор Эдуард Вагнер.

И сторонники отношения к советскому населению «по-джен¬тльменски», и «утилитаристы» сыграли, конечно, свою опреде¬ленную роль в возникновении и развитии коллаборационизма. Однако их значение не стоит преувеличивать. Во-первых, обе эти позиции были всего лишь модификациями (пусть и несколько неожиданными) гитлеровской политики и поэтому уже априори не рассматривали «восточные» народы как равноправных парт¬неров. Во-вторых, несмотря на то, что носителями этих точек зре¬ния были весьма влиятельные и близкие к Гитлеру люди, их идеи так и остались на периферии «восточной» политики (скорее все¬го, именно из-за этой фатальной близости). В лучшем случае они выступали продолжением или составной частью двух следую¬щих позиций, борьба между которыми и являлась определяющим моментом в сотрудничестве германского военно-политического руководства с советскими гражданами.

Носителями еще одной точки зрения был ряд офицеров вер¬махта среднего звена и немецкие политики и дипломаты «старой школы», которые считали, что «восточные» народы надо использовать самым активным образом, привлекая их как к военной, так и политической борьбе против большевизма. Они также счи¬тали, что с гражданами оккупированных советских территорий надо обходиться по-человечески, но дать им какую-нибудь ре¬альную перспективу надо уже сейчас. Следует сказать, что мно¬гие из этих офицеров оказались замешанными в неудавшемся заговоре против Гитлера 20 июля 1944 года. Одним из проектов этой группы было так называемое власовское движение и Рус¬ская освободительная армия (РОА), в которых они видели не только инструменты в войне против СССР, но и будущих союз¬ников ненацистской Германии.

Главным отличием этой группы от двух предыдущих было то, что особое внимание они уделяли национальному вопросу в «во¬сточной» политике. Так, один из ее лидеров граф Клаус фон Штауффенберг считал, что прежде всего надо завоевать симпатии русского народа. Другие же народы СССР он считал полностью подчиненными русскому, а их национальные движения — слабыми и незначительными. По его мнению, они вряд ли могли бы стать серьезными союзниками Германии, а «все заигрывания с ними могли только помешать союзу с русским народом, кото¬рый очень болезненно относится к территориальной целостнос¬ти своего государства».

Во многом благодаря усилиям этой группы, которая пользо¬валась определенной поддержкой в Верховном командовании вермахта (ОКВ), 6 июня 1941 года был составлен документ «Ука¬зания по применению пропаганды по варианту " Барбаросса"». Интересно, что в этом, сугубо специальном документе, наряду с тем, что «противниками Германии являются не народы Советского Союза, а исключительно еврейско-большевистское совет¬ское правительство», было подчеркнуто, что «пока не следует вести пропаганды, направленной на расчленение СССР на отдельные государства».

Главный теоретик нацизма и эксперт по внешнеполитичес¬ким вопросамрейхсляйтер Альфред Розенбергтак не считал. Как и все предыдущие, он имел свою точку зрения на «восточную» политику. В принципе, она не отличалась от мнения Гитлера, который полагал, что восточные территории являются жизнен¬ным пространством германской нации. Поэтому перед ней сто¬ят только три задачи: захватить, управлять и эксплуатировать их. Розенберг соглашался с этой генеральной линией, но считал, что достигнуть этой цели можно только при условии тесного сотруд¬ничества с населением. В его взглядах причудливо переплетались тезисы предыдущих групп. Он также считал, что с местным на¬селением надо обращаться «по-джентльменски», много ему обе¬щать и привлекать его к активной политической и вооруженной борьбе. Однако главное отличие его точки зрения заключалось в том, что все эти блага должны были распространяться только на нерусские народы СССР (особенно на украинцев). То есть, в отличие от оппозиционно настроенных офицеров вермахта, он считал, что опираться надо именно на национальные движения, которые традиционно не любят русских и коммунистическую власть, как продолжение русского империализма. В теории все выглядело довольно привлекательно, так как выполнялась глав-ная цель «восточной» политики — уничтожить СССР путем ис¬пользования внутренних противоречий. Однако главной бедой Розенберга было то, что он не имел серьезного политического веса в глазах лидеров нацистской партии. Более того, его зачастую не слушали даже его подчиненные. И сторонников проведения сво¬ей точки зрения Розенберг имел значительно меньше, чем анти¬гитлеровские оппозиционеры. Тем не менее его теории вполне успешно конкурировали с идеями фон Штауффенберга, по¬скольку даже среди откровенных противников рейхсляйтера было достаточно русофобов.

Как видно, германское военно-политическое руководство не имело единой точки зрения на «восточную» политику вообще и на коллаборационизм, как один из методов ее проведения, в частности. Представители каждой из указанных групп считали себя ее главными творцами и проводниками, а свою точку зре¬ния — единственно верной. Не было у них и какой-либо единой концепции национальной политики. Это соперничество сохра¬нится до конца войны и, естественно, наложит свой отпечаток на процесс создания и использования «восточных» доброволь¬ческих формирований. Позднее к ним присоединится еще один человек, претендующий на монополию в этом вопросе, — рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Однако это будет гораздо позже. Пока же, после краха надежд на молниеносную войну, необхо¬димо было предпринять какие-нибудь шаги для выработки об¬щей концепции, хотя бы временной.

* * *

18 декабря 1942 года, накануне Сталинградской катастро¬фы, в Берлине состоялась конференция представителей наци¬стского военно-политического руководства, отвечавших за проведение «восточной» политики. Основной темой конферен¬ции был вопрос о возможности более широкого привлечении советского населения к сотрудничеству с немцами. Целым ря-дом мер предполагалось обеспечить вермахт пополнением, уве¬личить отряды по борьбе с партизанами и решить вопрос с не¬хваткой рабочей силы в самой Германии. Вывод, сделанный на конференции, — пишет английский историк Аллан Буллок, — «был выражен двумя предложениями: сложность создавшего¬ся положения делает настоятельным позитивное сотрудничество населения. Россия может быть сокрушена только русскими».

В данном случае под русскими подразумевались все народы Советского Союза.

Исходя из этих установок, нацисты были вынуждены прове¬сти некоторые «реформы» в своей оккупационной политике на территории СССР. В целом они были сведены к следующим моментам:

• населению оккупированных территорий давалась какая-ни¬будь «политическая цель» (иногда вплоть до обещания независи¬мости) и делались определенные уступки в обращении с ним. Обычно эта цель заключалась в разрешении на ограниченное участие в решении управленческих и административных вопросов;
• политическим лидерам того или иного национального дви¬жения, которые считали себя союзниками Германии, обещалось создание собственных вооруженных сил. Первое время они дол¬жны были находиться под немецким контролем, а со временем, перейти под национальное командование;
• в качестве действенного стимула при создании подобных «вооруженных сил» всем, вступившим в них, обещались всячес¬кие льготы и привилегии экономического характера: начиная от денежного вознаграждения и заканчивая наделением земельны¬ми участками семей добровольцев.

Обещание создать «национальные вооруженные силы» было одним из ключевых моментов на втором этапе проведения немец¬кой оккупационной политики. И если немцы преследовали здесь уже чисто военные цели, лишь слегка прикрывая их политически¬ми, то лидеры национальных движений имели иную точку зрения:

• думая, что Германия выйдет ослабленной из войны, они на¬деялись использовать свои вооруженные силы как инструмент давления на нее и
• если Германия в конце концов уйдет с территории их госу¬дарств, использовать их как орудие борьбы со своими полити¬ческими противниками.

Планируя создание подобных вооруженных сил, немцы обе¬щали лидерам национальных движений включить в них все доб¬ровольческие формирования, укомплектованные представителями данного народа. Однако в военно-политической обстановке тех дней это было не так легко сделать.

Следует отметить, что соперничество различных группировок в немецком военно-политическом руководстве за влияние на на¬циональные движения наложило свой отпечаток и на взаимоотношения их лидеров. Например, те, кого поддерживал Розенберг, отказывались сотрудничать с теми, за кем стоял Гиммлер. Наи¬более отчетливо это проявилось в истории с созданием Комитета освобождения народов России (КОНР). Националы попросту отказались сотрудничать с его лидером генералом Андреем Вла¬совым16 на том основании, что это «очередная русская затея». Эта борьба продолжалась вплоть до капитуляции Германии и явилась причиной того, что немцы так и не смогли создать «единый ан¬тибольшевистский фронт народов».

* * *

Иностранные добровольческие формирования, несмотря на, своего рода уникальность, не были, как таковые, отдельной ка¬тегорией германских вооруженных сил. В целом процесс их со¬здания зависел от тех же причин, что и процесс проведения ок¬купационной политики, и в нем также можно выделить два эта¬па. Однако такая характеристика иностранных добровольческих формирований является несколько абстрактной и нуждается в дальнейшем разъяснении.

В нормативных документах германского военного командо¬вания и полицейского руководства по использованию «местных вспомогательных сил на Востоке» все контингента доброволь¬цев из числа советских граждан строго различались. В целом выделялись следующие категории:

• «добровольные помощники», или «хиви» (Hilfswillige / Hiwi);
• вспомогательная полиция по поддержанию порядка в ты¬ловых районах (Hilfspolizei). В зависимости оттого, какой ин¬станции — военной или гражданской — она подчинялась, ее принято разделять на: вспомогательную полицию в тыловых районах действующих армий (Sicherungsverbande) или групп армий (Schutzmannschaften) и вспомогательную полицию по-рядка (Schutzmannschaft der Ordnungspolizei или «Schuma») в районах деятельности гражданской оккупационной админи¬страции;
• боевые части добровольческих формирований (Kampfverbande).

Что касается первой категории — «хиви», то это были лица, завербованные командованием немецких частей и соединений. стремившихся таким образом покрыть недостаток в живой силе. Первоначально они использовались в тыловых службах в каче¬стве шоферов, конюхов, рабочих по кухне, разнорабочих, а в боевых подразделениях — в качестве подносчиков патронов и саперов. Со временем их стали использовать и в боевых опера¬циях наравне с немецкими солдатами. Следует сказать, что чис¬ленность «хиви» постоянно увеличивалась при фактическом уменьшении штатов немецкой пехотной дивизии. Так, штаты пехотной дивизии, установленные со 2 октября 1943 года, пре¬дусматривали наличие 2005 добровольцев на 10 708 человек не¬мецкого персонала, что составляло около 15% от ее общей чис¬ленности. В танковых и моторизованных дивизиях численность «хиви» должна была составлять соответственно 970 и 776 чело¬век, что тоже равнялось 15%. К концу войны эта категория «во¬сточных» добровольцев насчитывала 665—675 тыс. человек и являлась самой многочисленной.

Появление второй категории добровольческих формирова¬ний — попытка оккупационных властей решить проблему не¬хватки охранных частей. То есть подразделения вспомогатель-ной полиции создавались в целях поддержания общественного порядка на оккупированных территориях и борьбы с партизанс¬ким движением. Первой начала создаваться вспомогательная полиция в зоне ответственности военной администрации. Глав¬ной особенностью этой полиции было то, что ее подразделения были абсолютно не унифицированными во всех смыслах и со¬здавались без всякой системы. И хотя в тыловых районах групп армий «Север», «Центр» и «Юг» ее формирования назывались соответственно «местные боевые соединения» (Einwohnerkampfvebande), «служба порядка» (Ordnungsdienst) и «вспомогательные охранные части» (Hilfswachmannschaften), на местах все зависело от вкуса начальника немецкой администрации или фантазии ру¬ководителя самоуправления, при котором они создавались. Так, на территории Белоруссии и Западной России эта полиция могла называться: «местная милиция» (Ortsmilitz), «служба порядка» (Ordnungsdienst), «гражданское ополчение» (Biirgenvehr), «местное ополчение» (Heimwehr) или «самооборона» (Selbsischutz).

6 ноября 1941 года рейхсфюрер СС Гиммлер издал приказ, согласно которому все «местные полицейские вспомогательные силы», действовавшие на территории, перешедшей под юрисдик¬цию гражданской оккупационной администрации, были реор¬ганизованы в части «вспомогательной полиции порядка». Цели и задачи новой полиции ничем не отличались от целей и задач формирований, созданных для охраны тыла армий и групп ар¬мий. Единственным отличием в данном случае было то, что они подчинялись не военным, а полицейским властям (зачастую про¬исходило обычное переподчинение частей «милиции», «самообо¬роны» или «ополчения» от местного армейского коменданта ме¬стному полицейскому чиновнику — соответствующему фюреру СС и полиции). В зависимости от их назначения принято выде¬лять следующие категории «вспомогательной полиции порядка»:

• полиция индивидуальной службы в городах и сельской ме¬стности (Schutzmannschaft-Einzeldienst);
• батальоны «вспомогательной полиции порядка» (Schutzmannschaft-Bataillone);
• вспомогательная пожарная полиция (Feuerschutzmcmnschaft);
• вспомогательная охранная полиция (Hilfsschutzmannschaft), Всего же к концу войны эта категория «восточных» добро¬вольцев насчитывала 390—400 тыс. человек.

Последней категорией «восточных» добровольческих форми¬рований являлись их боевые части. Это были либо отдельные со¬единения (дивизии и корпуса, что было крайне редко), либо пол¬ки и подразделения (батальоны и роты) в составе вермахта и войск СС. Они создавались с целью их применения на фронте, однако зачастую могли использоваться и как формирования предыдущих категорий, главным образом в качестве охранных частей. Наиболее значительными из них следует признать Воо¬руженные силы КОНР, 15-й Казачий кавалерийский корпус, 162-ю Тюркскую пехотную дивизию, а также шесть нацио¬нальных дивизий войск СС. К концу войны в них проходили службу 470—475 тыс. «восточных» добровольцев23.

Следует сказать, что кроме лих, основных, категорий добро¬вольческих подразделений, имевших массовый характер, своих добровольцев также имели и немецкие спецслужбы. В вермахте их привлекали в подразделения абвера, тайной полевой полиции и по¬левой жандармерии, а в полицейских структурах — в части СД.

Таким образом, с уверенностью можно сказать, что в течение второй мировой войны в германских вооруженных силах прошли службу 1,3—1,5 млн советских граждан —большинство добро¬вольно, остальные же — в результате различной степени призыв¬ных компаний.

Процесс создания и использования белорусских добровольческих формирований был в целом похож и имел в своей основе те же политические и военные причины, которые сыграли роль в создании подобных формирований из других народов СССР. Однако он имел и свои отличия, зависевшие от предвоенного развития Белоруссии и особенностей немецкого оккупационно¬го режима в этой республике.