май 1941г. - лётчик 593 БАП, Дальний Восток, 1942г. - старший лётчик того же полка, 1943г. - командир звена, 1944г. - лётчик-штурмовик того же полка, октябрь 1944г. - командир звена 539 ШАП, 1945г. зам. командира авиа эскадрильи.

Родился 14.01.1919г. в Ставропольском крае. У меня три брата и сестра, все живы и по сей день, кроме родителей, отец и мать вскоре после войны трагически погибли. В школу пошёл в 1928 году, в 1935 году закончил семилетку и уехал в Новороссийск, поступил в селикатный техникум на механическое отделение, где окончил два курса. В 1937 году был лозунг "Дадим сто тысяч лётчиков стране". К нам в Новороссийск прибыли, один лётчик от ВВС, другой, от гражданского воздушного флота. Я со своим товарищем Козыренко Иваном (Козыренко Иван Васильевич, после окончания училища, был инструктором на протяжении всей войны, в боевых действиях участия не принимал) решил пойти в гражданский воздушный флот, в Батайскую лётную школу, самая крупная лётная школа в Советском Союзе. В 1939 году я её почти закончил, но события на Халхин-Гол оставили свой отпечаток, в связи с чем, Читинская лётная истребительная школа была переведена в нашу. Батайскую школу закрыли в мгновение, в одну ночь, а 880 курсантов в числе со мной, которым оставалось 3-4 месяца, отправили в Сталинградскую бомбардировочную, остальные остались в истребительной. Мы с другом расстались. После Сталинградской, окончил Оренбургскую лётную школу на СБ на лыжах, так как предстояло ехать на Дальний Восток, а там снега, зимой было уметь садиться на лыжах. Освоив это дело в конце мая 1941 года, я убыл на Дальний Восток в числе 45 молодых лётчиков, в 9-ю Воздушную Армию в Хабаровск, далее в Комсомольск-на-Амуре и Тайсин. Там стоял авиационный корпус, три дивизии, бомбардировочная, штурмовая и истребительная. Здесь я пробыл несколько дней, и был направлен в Приморье в 539 БАП, с которым была связана почти вся моя жизнь.

Как вы узнали о том, что началась война?
Во-первых, мы знали, что война будет. Вот что сейчас пишут, внезапно, всё это глупости, все знали, весь советский народ знал, тем более в Армии. Все знали, не сегодня, так завтра, не завтра, так после завтра, война будет, и все к этому готовились. О начале войны мы узнали в поезде по пути на Дальний Восток, начали возмущаться, как это так, немец перешёл наши границы на западе, а нас везут на восток, даже сошли с поезда на одной из станций. Но нас собрали и осторожно объяснили, что в любой момент может начаться война на востоке с японцами, союзниками фашистской германии.

Бавыкин Павел Филиппович 22.01.2007г.

В начале декабря 1941 года, когда Москва переживала самые трудные дни, немцы были в 13 км. Я в числе небольшой группы из 12 человек (4 инструктора и 8 перспективных лётчиков закончивших СБ) совершили 5-6 вылетов под Москвой. Точно уже не помню, потому что учёта никакого не вели, никому это не нужно было, тогда. Мы работали с 2000 метров, самолёты нам немного переоборудовали, подвешивали по 10 фугасных 100кг бомб.

Помните ли свой первый боевой вылет под Москвой на СБ?
Он у меня как-то не очень сложился. Летали эскадрильей, нам давали задание, расчёт штурманы получали и прокладывали маршрут, причём старшие начальники проверяли. После взлёта поднимались на высоту 2000 метров, чтоб не зацепить аэростаты, которые висели над Москвой. При подходе (пролетаешь 1ч 43мин, уже должен быть 20-30 км за линией фронта), не зависимо, видишь ты цель или нет, по расчёту времени, сбрасывали пять бомб, потом развернулись и ещё 5 бомб, и всё. Били не по самой окраине Москвы, а с гарантией дальше, чтоб по своим войскам не врезать, а там кого-нибудь зацепишь, 10 бомб 100кг это груз порядочный, 120 бомб за один вылет возили. Слетали. Куда мы летали? Потом наземные войска, разведчики, докладывали, как и где рвались бомбы. Мы рассчитывали, что наши бомбы кому-нибудь, да что-нибудь сделают там. На этих вылетах, самолётов противника в воздухе встречать не приходилось.

Как вы охарактеризуете самолёт СБ?
Совершенно не имел никакой брони, один дюраль, легко пробивается пулей. Бомбардировочное вооружение хорошее, а стрелковое слабое, два пулемёта ШКАС 7,62 калибра. Что стрелок может этими двумя пулемётами сделать? Ничего. СБ-2 долго был на вооружении, до 1944 года, но потом их начали потихонечку снимать. Самолёт СБ не был оборудован радио, была только морзянка, стрелок-радист принимал эту морзянку, далее писал записочку, и клал в трубку (по всему фюзеляжу шла трубка примерно 2 см в диаметре, от стрелка-радиста к лётчику и штурману), после чего насосом под давлением гонит к лётчику. Я как лётчик, вижу, загорелась красная лампочка, открываю шторку, высовывается эта бумажка, беру и сразу закрываю шторку, чтобы воздух не выходил, и читаю что там написано. Стрелком-радистом в моём экипаже был Панышев (стрелок-радист 1-го класса, погиб в авиакатастрофе на Дальнем Востоке).

Был ли курс подготовки на Ил-2, сколько он длился?
В мае 1943 года, полк сняли с самолёта СБ, в один день самолёты сдали, и к нам пригнали 42 Ил-2, наши самолёты забрали. Курс подготовки на Ил-2 несколько часов. Не было никакого курса, ничего не было. Садись в кабину, осмотрись хорошенько, и будь здоров, в воздух. Вот такой курс подготовки был. Примерно с сентября месяца мы прибыли в состав 1-ой Воздушной Армии, где-то возле Рудни. В конце 1943 года наш полк участвовал в лётно- тактических учениях, и показал результаты в полнее удовлетворительные.
Самолёты были уже двух местные с кабиной стрелка. Стрелков не прислали, а ставили мы своих стрелков-радистов, а потом, в течение какого-то времени, но до конца 1943 года, нам из каких то школ присылали стрелков, обучали 6 месяцев и распределяли. А наших стрелков-радистов забрали, так как у них была высокая степень подготовки, азбуку Морзе надо было знать. На Ил-2 только стрелок нужен был, и они были более подготовлены как стрелки.

Были ли наставления по боевому применению Ил-2?
Я лично и мои собратья по оружию, ни одной инструкции по Ил-2 никогда в глаза не видели. Вот когда летали на По-2 и Р-5 в начале, то там что-то было. А в смысле подготовки лётной, инструктор даёт определённое количество вывозных полётов в зону техники пилотирования, когда он сочтёт нужным, что этого лётчика можно выпускать в воздух самостоятельно, он передаёт этого курсанта командиру звена, потом командиру отряда, и вот когда уже командир отряда проверил, тогда даётся заключение "Может летать". И вот с этого момента курсант становится не лётчиком, но начинает летать.

Запомнился ли Вам первый боевой вылет на Ил-2?
Я начал военные действия прямо за Витебском. Вот как Витебск освободили, дальше я начал боевые вылеты делать. Генерал Армии Хрюкин, прилетел на наш аэродром, когда мы готовились к первому вылету. В это время, на посадку заходили три Ил-2 вернувшиеся с боевого вылета, разбитые до ужаса. Первый штурмовик сел, закончил пробег и никуда не мог сдвинуться с места, оказалось, лётчик мёртвый, уже на пробеге умер. Нам Хрюкин сказал: "Видели? Учитесь воевать. Война жестокая и надо очень умно воевать. Мы вам покажем, а сегодня ваш полк полетит, вас никого не собьют". Мы полетели, шли примерно на высоте 1000 метров, ниже нам не разрешили, и сразу за линией фронта сбросили бомбы, где попало. Действительно, все вернулись, ни одного выстрела не видели. Вот это первый вылет был. Мы рады были, что слетали и прилетели. Уже на пятом вылете я стал смотреть, куда и что. После того как меня сбили, я решил: "Всё. Надо воевать умело". Хрюкин выполнил своё обещание. Дня через три приказал всему лётному составу быть на аэродроме, прилетит эскадрилья фронтовиков, и покажет, как надо воевать. В центре нашего аэродрома поставили какую-то разбитую машину, прилитело двенадцать штурмовиков, стали в круг и сделали три захода, но не стреляли, только показали манёвр и улетели.
Хрюкин: "Вот как надо воевать! Вот чего добивайтесь. Я вам скажу, я же лётчик. Первый пикировал на эту машину (цель), а второй заходил, смотрел, где зенитная батарея, откуда стреляют, его задача была подавить эту батарею. Третий самолёт по машине, четвёртый опять по зенитке".
Вот когда нам это показали, тогда мы стали немножечко уже соображать.

Бавыкин Павел Филиппович вместе с дочкой 22.01.2007г.

Как вводилось пополнение?
В нашем полку в основном я этим занимался. Приходит 10 лётчиков из учебно-тренировочного полка. В лётной школе их учили взлетать садиться, в учебно-тренировочном полку, опять же взлетать и садиться, пару вылетов в зону на отработку боевого применения, и на фронт. Больше они ничего не умели, не знали.
Вот война, она какая была. На юге идут бои, а на севере боёв нет, здесь идёт подготовка, готовимся мы, готовятся немцы. Сплошного ежедневного боя от Балтики до Чёрного моря, такого не было. Когда мы воюем, нам некогда заниматься молодым пополнением, воюем до того, что остаётся в эскадрилье пять боевых лётчиков. Или вот эти условия, заставляют нас заняться прибывшими, или перерыв на нашем участке фронта. В начале я провожу предварительную подготовку, потом беру в полёт на 40 минут одного лётчика, выбираю место на нашей территории подальше от передовой, что бы домик какой стоял, дерево спиленное, на подобие ствола пушки, он этого не знает, я ему это не говорю. Взлетели, набрали какую то высоту, я ему говорю:
- Спереди справа, что ты видишь?
- Дом.
- Это не дом, а ДОТ немецкий, сейчас ты его будешь атаковать (обозначать пикированием). Разворачивайся.
- В какую сторону?
- Это уже не моё дело, в правую не советую.
- Ясно.
Развернулся, заходит.
- Потерял?
- Нет, вижу.
- Заходи, заходи. А-а посмотри, что в низу!? Пушка, вон сейчас стрелять будет!
Он сразу, туда, сюда, и ту, и эту цель потерял. Второй третий заходы делаем, тогда уже спокойно. Вот теперь увидел.
Со следующим лечу, за день с 3-4 человеками. Во-первых, я уже познакомился с ними, одни более ретивые, другие менее, выбираю какие самые, самые, и работаю с ними. А остальных готовлю потихоньку. Ну а как только начинается у нас война, я уже беру обязательно лётчика из этих прибывших, ставлю его справа. Если летим четвёркой, то командира звена или заместителя ставлю третьим, и ему тоже молодого лётчика, а сзади ещё пару лётчиков можно, боевых. Вот и летим, они выполняют только то, что я выполняю. Стоит 2-3 полёта сделать, они уже о-о-о.. уже лётчики, 10 боевых вылетов сделают - это уже медаль "За боевые заслуги", вот когда медаль получил, он уже лётчик, чуть не Герой Советского Союза. Вот так вот. Но я понимаю, сам был таким. Проблема сложная была, ввод молодых лётчиков в строй, это очень трудная кропотливая работа.

С какого вылета лётчик начинает видеть землю?
С 6-8 вылета, уже начинает различать многое на земле, а потом, это уже само собой как-то делается.

Часто ли вас сбивали?
Меня сбивали три раза, и три раза я садился. Первый раз на шестом вылете, на высоте 1200 метров. Если бы меня на малой высоте подбили я бы погиб, но и так пришлось садиться на лес. Самолёт рубил еловый строевой лес, и где-то на высоте 7-8 метров, остановился и завис. Пехотинцы нам подали верёвку, по которой мы спустились, а потом специальная эвакуационная бригада снимала самолёт, спиливали понемногу деревья, пока он не опустился на землю, на колёса. После, прорубили просеку к ближайшей лесной дороге и погрузили Ил-2 в ЗИС. Я как командир самолёта, получил справку, о том, в каких условиях садился самолёт, о повреждениях. После нас со стрелком доставили в ремонтные мастерские, где сдав самолёт получил ещё одну справку, о сдаче самолёта, после чего отправился в полк.
Второй раз меня сбили на 16 вылете. Я садился на 300 метровой нейтральной полосе. Мы со стрелком вылезли и в воронку, перестрелка между нашими и немцами была очень большая, бой вели до самой темноты. Ночью наши солдаты нас вытащили.
Когда третий раз меня подбили на 26 вылете, в самолёт попал осколок како то снаряда, и через патрубок, рикошетировал и пробил сто литровый маслобак, который находится перед лётчиком за приборной доской. Масло всегда кипит, циркуляция из мотора в бак и обратно. Я когда садился в самолёт, никогда не брал с собой очки, но они всё время были у механика. Тревога. Я прибегаю, сажусь в самолёт, а механик мне на шлемофон очки, я ему говорю: "Перестань", а он: "Командир не положено, положено с очками летать". И когда это случилось в полёте, масло кипящее, как пошло на меня, я очки надвинул, и глаза закрыл. Производил посадку в поле на колёса, масло по очкам течёт, как мотор выключил, давление упало, масло перестало бить. У меня вся открытая часть лица была обварена этим кипящим маслом. Не кипятком, а маслом, тут особенность большая, и только через полтора года начало проходить, теперь вот ни каких следов нет, а тогда, ошмётками всё снималось, какое-то время, я не мог выполнять полёты. Вот если бы в том вылете очков не было, глаза бы потерял.

Бавыкин Павел Филиппович 22.01.2007г.

Кого чаще сбивали ведущего или ведомого?
Наши войска только взяли Кенигсберг. Я был заместителем командира 3-ей эскадрильи, Шалавина Алексея Петровича. Летим рядом он и я слева, а дальше в правом пеленге остальные самолёты летят. Прилетаем домой у него в плоскостях 20-30 пулевых пробоин у меня не одной, и вот так длительное время шло. Где то после 50 вылета, он говорит, ты полетишь на моём самолёте, а я на твоём (на моей легендарной красной "5"). Приказ есть приказ, он садится в мой самолёт, я в его. В этом вылете его сбили. Я смотрю, он произвёл посадку на "пузо", между первой и второй немецкими траншеями. Мы становимся оставшейся группой в круг над этим местом, и бросаем все силы на подавление немецких огневых точек. По радио передаю: "Давайте сюда штурмовиков, - мне передают. - Сейчас вам на смену придут. Вы лично летите на аэродром 20 км южнее Кенигсберга, там будет ждать вас По-2, летите и заберите своего командира". Я прилетел, мотор уже работал. Но 20 км на По-2 лететь это минут 12. Я прилетаю, над тем местом кружат штурмовики на высоте 200-300 метров, ни одного выстрела нет. Я сел рядом, развернулся, они выскочили и сели во вторую кабину, я взлетел и привёз их домой. За это у меня было первое представление к званию ГСС.
Я остался без самолёта, мой самолёт там остался, у немцев. Дня через 2-3 приходит в полк телеграмма: "Выслать в Каунас пять лётчиков с парашютами для получения новой техники". Я старший группы, Петров - старый опытный лётчик, и 3 молодых лётчика имеющих по 10-15 вылетов. Нас перебрасывают на Ли-2 в Каунас. Когда прилетели, смотрим, стоит комендатура, а вдоль посадочной полосы новенькие Ил-2. Пришли туда, висит длинная бумага, какому полку сколько самолётов. Я смотрю у нас написано - 3 самолёта, а мы же прилетели получать пять самолётов. Мы с Олегом Петровым решаем угнать эти два самолёта. Трёх молодых лётчиков оставляем официально получать 3 машины, а сами идём на стоянку. Подходим, а там, на несколько самолётов, один механик был. Спрашиваем:
- Готовые?
- Да, готовые, товарищ командир?
Садимся и улетаем. Наши лётчики даже понятия не имели, что это мы угнали. Потом искали эти самолёты но искали видимо очень плохо, тем не менее, до нашего полка дошла такая информация. Командир знал, что пять самолётов пригнали, два из них ворованные. Я сразу сказал, что один из них беру себе, в место того, что остался на поле боя. Художник нарисовал мою красную "5", так на ней я и закончил войну.

Кто чаще погибал стрелок или лётчик?
Обычно если лётчик погибал, то и стрелок погибал. Такой статистики не вели. У меня один стрелок, Шадрин Вася, со мной сделал 56 вылетов, трижды нас сбивали, мы трижды с ним возвращались домой, а 25 вылетов со мной сделал врач полка, он писал книгу "Психология лётчика", и получил разрешение на полёты. Но перед этим мы его научили стрелять (врач Борис Сергеевич Альдакринский, был награждён орденом Красного знамени).

Наиболее запомнившийся боевой вылет?
8 мая 1945г. я сделал четыре вылета. Первый вылет полком летали. Между Пиллау и Данцигом, на берегу два городка Брауншвейх и Хайлигенбаль, в районе этих городков скопилось огромное количество немецкой техники, и наши войска не могли пробиться в Данциг, что бы полностью окружить. В тот день была сумасшедшая жара, 25-30 градусов, а на Ил-2 ещё в добавок, 12 патрубков с одной, и с другой стороны, и все эти газы на лётчика, в кабине дышать нечем. В книгах пишут, с энтузиазмом летали. Не так немножко было, в зависимости от погоды. На других самолётах, возможно, иначе было, истребители, они работают на высоте, при том, у них моторы не такие мощные. На "Иле" всё было раскалено, и лётчики, от выхлопных газов, бывало теряли сознание. Медики пускали в ход нашатырный спирт и отмашку.
Второй вылет несколько лётчиков не смогли сделать, полетело меньше. Третий вылет сделали полком, и всё, легли намертво, под крыльями.
Ближе к шести вечера бежит начальник штаба, телеграмма пришла, очередной вызов, просят четыре самолёта, с косы выходит большое количество танков. Командир полка говорит мне: "Формируй сам себе группу, называй лётчиков, кто сможет полететь". Мы вылетели, солнце чуть коснулось горизонта, видимость очень хорошая. Я вышел на высоту примерно 1500 метров, правый пеленг, четыре самолёта, я ведущий. Мне разрешили работать открытым текстом, в виду того, что солнце сейчас уйдёт и уже ни каких истребителей не будет. Все полёты совершались преимущественно в режиме радиомолчания, тех кто говорил, наказывали. Немцы очень быстро фиксировали радарами, и могли вызывать истребители. Я говорю: "Цель видите? Видим, видим, видим. Заходим!" И вот мы сделали примерно четыре захода, полыхало очень сильно на фоне вечерних сумерек, черти что было, а через два дня получили фронтовую газету, где было написано, об уничтожении 64 танков. За этот вылет меня второй раз представляли к званию ГСС.

Истребительное прикрытие?
Наш полк и всю дивизию, прикрывала 303-я ИАД. В неё входило два советских полка и один полк Нормандия-Неман. Вот так специально, чтоб шли штурмовики, и сразу истребители, так не было, истребители с большим превышением шли, они как "броуновское движение", вот как летали. Мы особенно на истребители надежд не возлагали, надеялись только на самих себя. У нас самый главный враг - зенитная артиллерия и другие огневые средства наземных войск, так как работали на очень низких высотах. Эрликоны 20мм, которые шведы поставляли немцам, очень паскудная штука, с разными снарядами, зажигательными, разрывными, только химических не было. Истребители на этих высотах летать не могут, они повыше, разговаривают, кто, где, что видел. Истребители - это были вольные птицы. В большинстве случаев, они ничего не видели, что происходит внизу. Только тогда, когда лётчик штурмовик или стрелок доложит, что атакуют истребители противника, (а мы работали на одной волне, и истребители, и мы, и станция наведения, и хуже этого немцы на этой же волне, и своим команды дают на своём языке, и нас слушают). Вот тогда истребители прикрытия быстренько к нам, стараются подойти.

Большие ли потери были?
Сбивали на любых вылетах. Вот капитана Воронина, сбили на одном из первых вылетов, снаряд попал в бомболюк, и самолёт разорвало прямо в воздухе, ничего не осталось. А 1 мая 1945 года я повёл четвёрку, у меня сбили лётчика Веселова, он выполнял 80 вылет. Обидно было, очень обидно, ведь уже опытный лётчик был.
Потери сумасшедшие несли. Мы трижды полк полностью заменяли. Из наших 42-х дальневосточных лётчиков, только 8 дошло до конца войны.
28 февраля 1945, объявляют тревогу, облачности 0, солнце на тысячи километров. Нам ставят задачу бомбить Брауншвейх, 200 км полёта. Пролетаем 100км, нигде ни каких облаков, чуть дальше пролетам облака пошли, ещё дальше, я вижу такую картину, облаков стена, такое во всей моей лётной практики было только дважды, когда облака как обрезанные. И вот мы смотрим, летит 3 эскадрильи, первая эскадрилья, 800 метров вторая, 800 метров третья эскадрилья, наша. Я как заместитель, иду слева от Шалавина, немножечко ниже. Смотрю, 1-я эскадрилья вскочила в облака. Я знаю, лётчики в облаках не летают, в нашей эскадрилье только я и Шалавин могут, остальные не подготовлены к полётам в облаках. Вскакивает 2-я эскадрилья. Смотрю, Шалавин на меня посмотрел, я показываю, разворачивай. Я так думаю, у него промелькнула мысль, он получил от меня приказ, хотя он командир эскадрильи, такого не может быть. Но он как я думаю, решил, что может сослаться на меня, я ведь секретарь комитета комсомола, четвёртый человек в полку. Он развернулся, и два последних наших лётчика всё-таки, чиркнули эти облака. Я показал рукам, идём домой. По средине маршрута было большое озеро, в которое мы сбросили все наши бомбы, с бомбами садиться нельзя. В итоге, 27 самолётов взлетело, 9 вернулось, а 18 пропало. Из этих 18 только один лётчик Коразич, через месяц вернулся, на командиров эскадрилий Боброва и Бортникова, получили телеграмму, о том, что они, в результате авиакатастрофы получили переломы позвоночников и других костей. Об остальных, никаких известий не было.
После этого случая никаких комиссий не было, всё было и так ясно начальству 1-ой ВА, так и закончили войну одной эскадрильей.

В 1944 году 3-ий Белорусский фронт проводил Гольдапскую операцию. Гольдап небольшой городок, тысяч около ста немцев, в нескольких километров восточнее проходила линия фронта. Гитлер приказал держать оборону всеми силами и Гольдап не оставлять. В это время танковый корпус генерала Тациского растянулся километров на 500, а передовую группу 40-50 танков с ходу направили на Гольдап. Так эти танки, своими гусеницами и пушками натворили черти что, и доездились до того, что кончилось горючие и боеприпасы. В этот момент немцы их окружили, и вот тогда, нам приказали срочно спасать этих "тацинцев". Штурмовики с бреющего полёта сбрасывали им специально подготовленные резиновые мешки с горючим. Гольдап наши всё же взяли, но потери были сумасшедшие.

Наиболее сложные цели для штурмовика?
Наиболее сложные - это малые цели. Паровоз. Не состав, а паровоз, точечная цель, его очень сложно штурмовать, лучше всего РС-ми и с нескольких заходов. Любой корабль, особо малый. В Пилау стояло три корабля, работала наша дивизия и 6-ой ГШАП, а корабли стоят. Береговые пушки стреляют, в воздухе сплошной ад кромешный. Хуже этого, Ли-2 - совершенно не военная машина. Так додумались, во время Кенигсбергской операции, мы штурмовики внизу, а с верху на нас Ли-2 (у них ни какой подвески, а просто деревянные доски, они по нескольку бомб закатывали как багаж, а потом ногами скатывали) бросают бомбы. И черт его знает, от чего там наши гибли, не разобрать было. Это я вам скажу, не очень умная была затея. Одно дело с партизанами связь иметь, очень хорошая машина была, незаменимая. Но как боевую машину использовать Ли-2?
Цели, которые допускали мне свободно работать, таких практически не было. Все цели были очень защищены, и пехота и артиллерия, и танки, имеют собственные и приданные зенитные средства.

Приходилось работать по аэродромам, переправам?
Конечно. Я принимал участие в операции по окружению Брестской крепости, немцы защищались как сумасшедшие. Через Буг были наведены различные средства переправы. Нам была поставлена задача, подавить эти средства переправы. Мостов было не много, и когда мы их ликвидировали, тогда немцы подняли руки, им убегать было не куда. Речка она хоть и не большая, но серьёзная.

Количество заходов на цель?
У штурмовиков такая установка была, приходишь на цель, 15 минут. Сдохни, но находись над целью 15 минут. Ну а дальше, там, на аэростатах наблюдают, они очень хорошо оценивают обстановку, и подскажут. Такого не было, что один заход. Очень влияло на количество заходов плотность зенитного огня. Если плотный зенитный огонь, то сразу дают команду уйти и поменять тактику. Тогда уже не танки не пехоту бить, а уничтожить в начале зенитную артиллерию, а потом уже работать по цели. Как правило пушки, зенитки, хорошо замаскированы, не стоят на открытой местности, в деревьях, в плоть до того, что в сарае, крыши снимут кусок, пушка стоит, стреляет. Вот тогда мы РС-ми выжигаем всю эту акваторию, в пламя превращаем, тогда уже другая группа, которая после нас идёт, выполняет задачу, которая была поставлена нам.

Как применялось оружие, была ли какая то последовательность?
В первую очередь, диктовала обстановка на земле. Нет танков, зачем мне бросать противотанковые бомбы, если через минуту, через две они могут показаться. Я вижу скопление пехоты, ставлю прицел в средину этого скопления, и нажимаю на кнопку РС. Одно нажатие сразу слетают два крайних, и я вижу, и фотокинопулемёт фиксирует, что было, и что стало. Если одного захода не достаточно, я могу по этой цели зайти ещё, а если я уже вижу где-то танки, то там уже лучше мелкими бомбами, у них головка алюминиевая, мягкая, и в любом месте, какой бы скос не был, влипает в танк, прожигает броню, танк горит.

Сложно было определить передний край, где наши войска, а где войска противника?
Если не обозначают, то не как не определишь. Мы всегда страховались, немножечко дальше в тыл, на всякий случай. Обязательно каждый день дают обозначение нашего переднего края, какими ракетами пехотинцы должны обозначать себя, зелёными, красными или зелёными и красными, потому, что передний край может меняться.
31 декабря 1944 года мы стояли в Сынтовты(Литва), в 8 км от линии фронта. Строго от нашего аэродрома на запад, немцы начали подвозить дальнобойную артиллерию, и должны были по замыслу, как сообщила наземная разведка, вести обстрел близлежащих аэродромов. Была объявлена боевая тревога нашему полку, когда бежали на КП, у людей только ноги видны, а дальше облака, голов не было видно, мы не были готовы к таким полётам, были готовы к тому, что полётов не будет. Командир полка выскочил из землянки с картой, он держит с одной стороны, начальник штаба с другой, и показывает, вот мы, вот цель - 8 км, срочно проложите маршрут. Даже две минуты полёта не получается, какие тут к черту маршруты, но прокладывали. Выруливает единица красная, тройка красная и я. На единице Шпаченко летел (зам. командира полка), на тройке штурман полка Садовничий и я на своей красной легендарной "5". Я был уверен, что полёт, вряд ли состоится. Однако, командир полка выстрелил с ракетницы куда-то в облака, пошли на взлёт. Нормандия-Неман стояла в 4 км от переднего края, их диспетчер нам сказал: "Прикрытия не будет, облака". Взлетели, выскочили на высоте 50 метров, прямо на всю немецкую котовасию, сбросили бомбы, взрыв сумасшедший, нас всех троих выбросило на высоту 150-200 метров, наверно от взрыва. Там солнце, никакой облачности, всё в низу, тонкий слой облаков был, где-то 50-70 метров. Прилетели, сели, правда посадка очень сложная была, потому, что всё было закрыто облаками. Мне пришлось идти на Каунас, оттуда хорошо знал дорогу, опустился, и по телеграфным столбам прилетел на свой аэродром. Как эти двое садились, не знаю. Облака не пробивали, у земли нельзя.
А положение было такое, если хоть один боевой вылет сделан за день в полку, то всему составу 100 грамм водки дают на ужин. Весь полк ликует, Новый Год встречаем со 100 граммами. Поужинали, Новый Год встретили, в 11.00 отбой. В час ночи меня будят:
- Командир, вставай, приехали за тобой!
- Кто приехал?
- Зелёные фуражки.
Тут заходят:
- Бавыкин?
- Да.
- Быстро забирай планшетку и в машину.
- Что такое?
- Вопросов нам не кто не задаёт.
Привозят в штаб полка. Там полковник, прокурор 1-ой ВА, командир полка, начальник штаба.
Полковник:
- Планшет на стол. Показывай, куда летали.
Я показал, от сюда, вот сюда летали. Маршрут у меня проложен был, хоть 8 км, но проложил, и это его несколько успокоило, а у тех, не было проложено.
- Расскажите, как выполняли полёт.
Я ему всё рассказал, что вышли мы точно на артиллерийские позиции. Всё он это уже слышал от них ранее.
-Так, вы уверены?
-Уверен.
- Ну, тогда на, читай.
Дал лист бумаги, обычный, газетный. Там район указывается, 40 км севернее нашего. "Три самолёта штурмовика бомбили крупными бомбами построение стрелкового корпуса, в момент вручения ему гвардейского знамени…" Людей там много погибло, сколько, не отложилось в памяти, но 111 лошадей. Написано, крупными бомбами, а я перед вылетом, пробегая через свою стоянку, у которой стояли инженер полка по самолётам, инженер полка по вооружению, техник эскадрильи по вооружению, и моя старшая мастер по вооружению, заметил, висят ФАБ-100, говорю: "Немедленно снимите, и положите во всю эскадрилью противотанковые бомбы. В такую погоду с ФАБ-100 летать, это сумасшествие одно", - и побежал. Немедленно всё было выполнено, но только в моей эскадрилье. ФАБ-100 быстро сбросили, их не снимают, а сбрасывают, они не взорвутся, и заложили мелкие противотанковые бомбы. Когда я прибежал мне доложили, что самолёт готов.
Шпаченко, вот если бы он не ляпнул, то, что он сейчас ляпнет, то нас могли бы расстрелять, но он, ляпнул глупость, говорит:
-Бавыкин, может быть это ты?
-Садовничий, - говорю штурману полка, - вы, чью команду выполнили?
Садовничий молчит. Полковник:
-Садовничий, отвечайте на вопрос?
-Шпаченко.
-Так при чём тут Бавыкин?
Я говорю:
-А у меня крупных бомб на моём самолёте не-бы-ло.
Прокурор:
- Свидетели кто?
Я называю свидетелей. Тут же эти двое со списком поехали и всех этих четырёх человек привезли, двух инженеров полка по самолётам и по вооружению, техника по вооружению и старшую мастер (будущая моя жена). Они все подтвердили мои слова. Прокурор сказал мне:
- Бавыкин, идите отдыхайте.
В три часа пришёл в казарму, уже не отвозили меня, пешком дошёл. А они вдвоём там остались. Тогда, Шпаченко просит у прокурора слетать на По-2 и выяснить, что за ерунда такая, мы же действительно через 2-2,5 минуты бомбили, а 40 километров, это уже надо лететь, да от туда, а всего у нас 22 минуты полёт занял, от взлёта до посадки.
Прокурор говорит:
- Хронометраж любой можно сделать, это мы знаем. А к немцам улетишь? (до немцев то 8 километров)
- Да нет, не улечу. Чего ж лететь, мне что там, что здесь, одинаково будет.
Ему разрешили, и он полетел. Там его чуть не убили, когда он произвёл посадку на поляне, где вчера всё произошло. Там выяснилось, что было 6 самолётов штурмовиков, первые три бомбили, а следующие проходили ниже, не бомбили, не стреляли. Тогда с нас подозрения сразу сняли, и начали разбираться с 1-ой ГШАД. Те уже хронометраж убрали, не было у них полётов. Там очень быстро у них всё было, опросили, суд был, расстреляли ведущего, дважды ГСС.

На разведку летали?
3 июля 1944 года. Меня вызвали в Москву в штаб главного командования. Я прилетел на своём самолёте, на котором был установлен один плановый фотоаппарат. В своё время на дальнем востоке я проходил большие курсы авиационных разведчиков. В Москве мне сказали, сегодня 3 июля, летишь в Витебск и с высоты 1000 метров делаешь 6 заходов, от Лизно на Старое Село, далее разворачиваюсь и лечу уже на Лиозно, но севернее, и так 6 заходов, то есть весь Витебск, сфотографировать. Я прилетел в Москву, 1,5 часа они меняли аппаратуру, ставили ещё два перспективных фотоаппарата под 60 градусов. С высоты 1000 метров в горизонтальном полёте, при нажатии на кнопку делается снимок захватывающий 120 км и 80 метров по ширине. Мне расчёт сделали, посадили в кабину какого то гражданского человека, который даже со мной не поздоровался, прилетели, помогли ему вылезти, так он и ушёл. Что это за человек был, зачем его сажали, понятия не имею. В Москве я взлетел, меня не заправили, зато дали команду на посадку в Смоленске, там будут знать о моём прилёте, и сделают мне зелёную улицу. Так всё и вышло, на подлёте к аэродрому, на посадку шла какая-то группа, им дали круг, а меня посадили, и по радио говорили куда рулить. На стоянку тут же подъехали машина с официанткой, которая привезла корзинку, а там на меня и на него еда, перекусили и по термосу ему и мне. Я взлетел со Смоленска, сделал 6 заходов над Витебском, в городе ещё были видны языки пламени.
Вот я очень часто был разведчиком погоды, я подымаюсь над своим аэродромом, как только моя кабина начинает входить в облака, я засекаю высоту, и дальше мы считали, что и по всему маршруту будет такая облачность. А так, на полк один метеоролог был, и у него ничего нет, кроме вертушки по которой он может определить направление и скорость ветра, а высоту облачности извини, ты лётчик увидишь какая там высота.

Далеко за линией фронта приходилось работать?
Нет смысла. Мы по аэродромам подскока работали, которые близко расположены к линии фронта. А по дальним, дальняя авиация, зачем же нас туда отправлять? Мы за это время можем два вылета сделать.
Я так скажу. Вот наши траншеи, далее нейтральная полоса - 300 метров, от нашей первой траншеи до немецкой обычно 270-350 метров, дальше через 300 метров следующая траншея идёт, и уже 600-800 третья полоса обороны, а дальше уже ничего нет, ни у нас, ни у них. Так что всё насыщение на переднем крае, который включает 1,5 км у немцев, 1,5 км у нас, 3 км всего. В этой вот полосе мы и работаем, нам может быть поставлена задача в первой полосе, во второй, в третьей.
Это только когда я опытный стал, когда 70 вылетов сделал, приказ №330 "Бавыкин, свободный охотник". Таких было четыре человека в дивизии. Мне уже персональная задача ставилась, тут я уже улетал и за 150 км. Я свободный охотник, мне вручают утром карту, для просмотра конкретной дороги в 200 км. Я уже с полком не работаю, утром, как правило, самый первый вылетает "охотник", во время полёта я держу связь с диспетчером Воздушной армии, которая находится недалеко от переднего края. У немцев как, вот шоссейная дорога идёт, вся дорога слева и справа обсажена фруктовыми деревьями, по всей Германии. У нас такого нет, дороги открытые. Удобнее всего мне было держаться справа от дороги 300-500 метров, здесь хорошо просматривается под деревьями вся дорога, сверху кроны деревьев закрывают, а с боку очень хорошо видно. Движется вражеская техника, если танки, то я должен обозначить своё присутствие, захожу под углом 30 градусов, и атакую РМ-ми, разворачиваюсь и смотрю, если понадобится, то могу второй раз атаковать.

Что считалось боевым вылетом?
Обязательное применение по цели, если просто слетал и вернулся, ни чего не сбросил, не выстрелил, вылет не засчитывали. Обязательно должен сработать по заданной цели, как ты выполнил задание сегодня не будет известно, если только по кинофотопулемётам, а так, по большей части, из показаний наземных войск, через 2-3 дня. Но обязательно, если повесили бомбы, лётчик должен был улететь, и прилететь без бомб, это считалось, на первый случай, что лётчик задание выполнил.

Самое большое количество вылетов в день?
В нашем полку, я и ещё три лётчика, четыре вылета сделали.

Летал ли на задания командир полка?
Обязательно, 56 вылетов сделал. Я два вылета делаю, он один, ему ведь надо перед полётами готовить лётный состав.

Рисунки были на самолётах?
Рисунки были на самолётах нашей эскадрильи, когда мы первый раз улетали из Москвы на фронт. На весь фюзеляж было написано слово "Выстрел" (общевойсковые курсы "Выстрел" в городе Солнечногорск под Москвой).

Приметы, предчувствия были?
Конечно, были. Как у всех людей, так и у лётчиков, и особенно во время войны. Например, 13 число, связанное с полётами старались избегать. Бриться перед полётами, но у меня этот номер не проходил, я не пускал в полёт не побрившегося. В сны верили, лично у меня сны часто сбывались, главное правильно расшифровать. Кошка перебежит дорогу, особенно чёрная. Талисманов не было, сам никогда не брал, и не знал этого.
У командира моего Шалавина, суеверие было такое, если он не выпьет 100 граммов перед полётами, то у него все полёты пойдут кувырком. Но всегда тайно от меня выпивал, это я уже потом узнал.

Было ли страшно перед вылетом?
Нет никогда, не перед каким вылетом. Всё внимание вылету, отработка всей программы в голове. А страшно, значит, не подходи к самолёту. У меня никогда в эскадрильи не было чрезвычайного происшествия, даже поломок никогда не было. Когда я получил эскадрилью, то сразу сказал адъютанту: "В течении двух дней подготовь список лётчиков и техников, их дни рождения и их жён". Каждый день на кануне, мне напоминали, у такого то завтра день рождения. Значит, как я понимаю, они выпивку устроят, как ты ни крути, а выпивку устроят. Так пусть лучше, это будет официально. Если это у техника, я этот самолёт на завтра не планирую на полёт, а лётчик на другом самолёте полетит. Если это у лётчика, я планирую его в полёт, лётчика обязательно. Но перед вылетом, строю, и врач у каждого лётчика меряет пульс, это обязательно. И я указываю врачу на того, который не должен сегодня лететь, даже если у него всё в порядке. У меня нет власти отстранить от полёта, только если в порядке наказания, а за что его наказывать, за то, что он в этот день родился. Я говорю врачу:
- Пиши. Высокое давление
- Ну как я могу?
- Пиши. Иначе у тебя будет высокое давление.
А завтра я буду знать, что этот лётчик будет трезвый, а у трезвого лётчика, никогда ничего не будет, всё будет нормально.

Осматривали самолёт перед вылетом?
Некогда было. Хотя лётчику положено по инструкции. Поэтому каждый лётчик стремился сделать так, что бы у него в экипаже не было ни какой гадости. Что бы никто из людей не сделал подвох. К моему самолёту, никому из мужчин я не позволял подходить близко, кроме членов экипажа. Лётчик физически не может всё проверить, как заряжены пушки, подвешены РС-ы, сам самолёт, зарядку самолёта маслом, водой, бензином. В обычных полётах, не в боевых - это всё делалось. Механика я иногда брал с собой в полёт, он самый главный. Пусть всегда думает, что я его в любой момент могу взять, и готовит самолёт так, что бы он был всегда в надлежащем виде. Практически ни кто из лётчиков на фронте, не проверял самолёт, так как вылеты всегда по тревоге, проверять некогда.

Из чего складывался боевой день?
У меня например, когда я был уже не рядовым лётчиком, ночь кончалась в три часа, максимум в четыре. Вот как-то за 2-3 часа до обычного подъёма, у меня уже сна не было, зато ложусь спать, сразу засыпаю. Я вставал, умывался, и шёлл к дежурному по полку. Смотрел по картам район боевых действий, где сегодня нам предстоит работать, готовился к боевым вылетам.

Как отдыхали после вылетов?
Кто как может. В нелётную погоду находимся в штабе или возле штаба. Сейчас не лётная, а через час лётная, так что находились в ожидании, готовность №2 никогда не снималась. Ни какой командир не имел права отпустить куда то, на несколько часов. Так как в любой момент кроме тёмного времени, мог быть вылет.

Снабжение?
Снабжение было нормальное везде, кроме нашего полка. Наш полк был с Дальнего Востока, и перед отправкой на фронт у нас всё забрали, под чистую. Когда поехали, у нас не было аттестата на полк, на лётное обмундирование. Нам даже танкисты дали шлемы свои, несколько лётчиков летало в танкистских шлемофонах. Что было необходимо, мы покупали у лётчиков других полков, за пол литра, нам два шлемофона отдавали. Так и летали в шлемофонах и шинели. Отправили старшину полка на дальний восток, тот месяц ездил, добился аудиенции у командующего 9-ой ВА, командующий своего зама послал в Ивановку, что бы разобраться в сложившейся ситуации, а время то идёт, мы воюем, в шинелях. Я уехал на парад Победы 28 мая, и только с 1 июня 1945 года полк начал получать лётное обмундирование. Я приехал в Кенигсберг где собирали 3-ий Белорусский фронт для парада Победы, тут мне выдали новую форму.
Вот кормили хорошо всё время, претензий ни каких нет.

Ил-2 характеристика? Э
то лучше всего обратиться к немцам, как они называют этот самолёт "Черная смерть". Красивый в полёте. Под плоскостью 12 реактивных снарядов, четыре бомболюка в плоскостях -самолёт бомба. И у стрелка в кабине труба кнопкой, от этой кнопки внизу трубы растворное устройство, а на это растворное устройство клали 10 парашютных мин. Стрелок, если видит истребитель противника, нажимает на кнопку, выскакивает одна мина и сразу парашют раскрывается, 1x1м., он в состоянии эту мину удерживать с очень незначительным спуском.

Про РС.
РС-132 - это очень сильное оружие. Точность высокая, с 800 м куда навёл, туда они и попали.

Первая награда?
Первая награда была после 10 вылетов, медаль "За боевые заслуги", за 25 вылетов орден Красной Звезды, ну а чем дальше, тем реже, реже.

Как относились к потерям?
Кратковременное переживание, ничего не сделаешь.

акое отношение было к немцам?
Пока воевал, я ненавидел их.

Как для вас закончилась война, как узнали о Победе?
8 мая я сделал четыре боевых вылета, никакого понятия об окончании войны не было, никто ничего не знал. 9 мая, я встал в 4 часа утра, подошёл как обычно к дежурному, он говорит: "Ни каких распоряжений. Приказ всем спать. Завтрак всему составу в 7 часов утра". В 7 часов все пошли на завтрак, техники, лётчики все в столовую. Позавтракали. Начальник штаба ходит: "Что такое? Никогда такого ещё не было". Командир полка звонит в штаб дивизии, ему: "Ждите указаний". Где то в 8.20 поступает указание: "Построить полк в центре аэродрома, будет какое то представление". Смотрим летит самолёт Ли-2, приземлился, подъехала дивизионная машина, забрала генерала. Этот генерал, покрутил головой, низкий какой то попался, надо ему подставку какую то подняться, но никто ничего не сообразил. Он так покрутил головой, нет ничего, и начал говорить: "Дорогие товарищи! Поздравляю вас с днём Победы!". Он замолчал и все молчат, как шок какой то нас поразил, на столько это неожиданно было. Хотя ждали конца войны, но 9 мая никто не ждал.

Про жену
Я взял её в свой экипаж, вскоре я узнал что она дочь главного бухгалтера мясокомбината г.Витебска. Такого что я мужчина она женщина у меня не было, я командир она подчинённая. В начале воны она добровольцем пришла в военкомат на радистку, её оформили, в поезд и на дальний восток. Привезли в Благовещенск, там курсов радистов нет, но есть мотористы, оружейники, и её в группу оружейников. Она там возмущалась, но ей сказали: "Сиди девочка, ты теперь военнообязанная, учись тому, чего тебе будут давать". Она с красным дипломом закончила эти курсы, и попала в наш полк, в мой экипаж. На войне меня переводили, но у меня были условия, я иду и старший мастер идёт со мной. И это продолжалось до конца войны, и вот когда генерал поздравил с днём Победы, и прокричали: "Ура!", вот тогда я вышел со своего строя офицерского, подошёл к их, где девчата, она стояла в первой шеренге. Подошёл: "Товарищ Софья Викторовна дайте вашу ручку", все девчата стоявшие справа с лева опешили, что с Бавыкиным стало. Она подаёт, я целую руку и говорю: "Отныне вы моя жена". Женились мы в Витебске 7 сентября 1945 года. Таким образом знаком я с ней, как она у меня в экипаже 52 года в месте пробыли.